Императивно-субстанциональная теория гениальности

Гениальность как выполнение предназначения и свершение  должного

5.1. Императивно-субстанциональная  теория гениальности. Гений детерминирован не внутриличностными, сформированными в процессе жизнедеятельности и социализации структурами, не  субъективными диспозициями, а универсно-персоналистскими детерминантами,  которые представляют собой даже не преломление эволюционных и социокультурных детерминант, а слияние, взаимопроникновение изначально единых, изоморфных высших созидательных планов Вселенной и глубинных порождающих структур творческой индивидуалности.
Рождающееся при этом особое универсно-персонологическое, креатологическое  пространство, сплавливает внешний и внутренний мир гения и  действует на него как творческий категорический императив.  Данное пространство представляет собой не мир актуально открытых универсальных закономерностей, а царство таинственной фатальности. В. Соловьев считал, что: «Поэт не волен в своем творчестве. Это — первая эстетическая аксиома. Так называемая «свобода творчества» не имеет ничего общего с так называемою «свободой воли».
”Гений, – писал О. Мередит, – делает то, что должен, талант, что возможно”. Гений творит, потому что не может не творить, его инстинкт творчества сливается с высшим служением, а творческие усилия со спонтанностью самоосуществления. Братья Гонкур писали: «Есть какая-то фатальность в том первом побуждении, которое диктует вам идею. Некая неизвестная сила, некая высшая сила и необходимость писать навязывает вам дело и ведет ваше перо…». При  этом сам процесс творчества, – отмечали авторы,- сопровождается переживанием  смешанного чувства одухотворенности (spiritualite) и безличия.  «Писать надо только тогда, – говорил Л.Толстой, – когда чувствуешь в себе совершенно новое важное содержание, ясное для себя, но непонятное людям, и когда потребность выразить это содержание не дает покоя».
В конфуцианском каноне «Да Сюэ» пишется о совершенном человеке: « Установив гармонию, он никогда не отклоняется от нее. Его дух непоколебим! Он занимает срединное положение и не отклоняется ни в какую сторону. Его дух непоколебим! Совершенный человек идет по Срединному Пути».  В мировоззрении стоиков данная внутренняя императивность и самодостаточность была выражена Марком Аврелием: «Почувствуй  же  наконец, что есть в тебе нечто более мощное и божественное, чем то,  что страсти производит  или вообще тебя дергает». «Быть похожим на утес, о который  непрестанно  бьется волна;  он стоит, – и разгоряченная влага затихает вокруг него». «Крепись в себе  самом.  Разумное  ведущее по природе самодостаточно, если действует справедливо и тем самым хранит тишину».
От великих же философских систем, как от великих произведений художественного творчества, – считал Отто Вейнингер, – веет чем-то непреложным, неизменным, вырастает миросозерцание, в котором прогресс человеческой культуры ничего не в состоянии изменить.
«Творящий всегда догматичен», – писал Н. Бердяев. «Творчество и есть позитивный догматизм. Отрицательный же критицизм есть иссякание творчества». Гения отличает достижение состояния несокрушимого, сурового созидания и неотвратимости творческого утверждения. Девизом Леонардо да Винчи было выражение «Hostinato rigore» – «упорная строгость»,  Микеланджело, четыре года, не спускаясь с лесов, расписывал своды «Сикстинской капеллы», большинство картин которой, демонстрируют сверхчеловеческую власть, драматическую  силу и terribilità – понятие, которое может быть переведено как “устрашающая мощь», как героическое и повергающее в трепет  величие. Винсент Ван Гог, теряя сознание от голода, тратил оставленные братом деньги на новые холсты, краски и кисти и продолжал творить, испытывая высшее наслаждения от следования  внутреннему напору творчества.
М. Арнаудов ввел понятие категорического императива творчества, который проявляется  как внешнее принуждение и давление, как чужая суровая воля, под бременем которой творит художник. При этом мучительность  переживания данного состояния связана именно с принуждением, «идущем вразрез осознанными желаниями и стремлениями».
В то же время  сущностным отличием гения является интериоризация внешнего императива, признание его своей личной, сокровенной, глубинной силой, само действие которой и слияние с ней сознательных усилий приносит невыразимую радость. С. Франк писал о гении: «Объективная и субъективная, надындивидуальная и индивидуальная стороны его внутренней жизни образуют не внешнее, а органически-внутреннее единство, в силу которого объективно и надындивидуально в его жизни и творчестве именно то, что есть обнаружение его глубочайшей личной индивидуальности…».
Гений словно обретает «вторичную спонтанность» и легко, искренне и свободно реализует в своем творчестве самые высокие идеалы и предельные смыслы. Категорический императив вводится в новый творческий смысловой контекст и приобретает новое качество, совпадая с наиболее значимыми устремлениями творца.
Гете говорил, что пробуждение творческого таланта могло вызываться разными поводами, «но особенно  радостно и ярко проявлялся он непроизвольно, даже против воли». Рихард Вагнер писал, От меня требуется нечто, стоящее над моей личностью. Это знание так мне присуще, что я почти с улыбкой не спрашиваю больше, хочу ли, или не хочу. Об этом заботится чудный гений, которому служу весь остаток своей жизни и который желает чтобы я завершил то, что мне положено совершить».
Гениальность, – считал Н. Бердяев, – от природы присуща каждому человеку. Для ее утверждения необходима воля к гениальности.  Именно путем высшего акта воли, утверждающим  в себе всю вселенную человек становится гением, – считал О. Вейнингер. «Это звучит несколько парадоксально: человек гениален, если он того хочет».
Гений являясь образцом, вершиной развития, предельным желаемым состоянием человека не может включать в себя никакой подчиненности, тоталитарности и подавленности пусть даже самыми высшими и позитивными силами. В то же время достижение предельной чистоты проявления суровой строгости гения, вдруг прорывается и сливается с теплотой, близостью, интимностью и спонтанностью его жизнедеятельности.
Титан Высокого Возрождения, гений среди гениев Леонардо в своем творчестве всегда следовал принципу удовольствия. Именно позволение себе делать то, что ему интересно и было проявлением его творческого мужества. Так, его невинная игра разгадывания пятен на стене, явилась мощным методом развития воображения и предвидением самостоятельной концепции проективности в психологии.
Творчество, достигая своей высшей стадии развития приобретает самодостаточность, оно становится самоцелью, а не средством, для достижения других целей. Творчество не нуждается во внешней стимуляции, оно само себе награда. Гении всегда делают то, что любят, то что приносит им истинную радость и высшее наслаждение.  «Работаю много, и бремя легкое, и иго приятное», писал –  Л. Толстой. «Блажен кто знает сладострастие высоких мыслей и стихов!» -говорил  А.С. Пушкин. Гений обладает уникальной способностью превращать страдания в наслаждение, испытывать высшую радость от насыщения своих собственных переживаний общечеловеческими смыслами и облечения их в доступную эстетическую форму. Гуґо фон Гофмансталь писал о поэте: «Для него люди и вещи, мысли и сны едины; он знает только явления которые выступают перед ним и с которыми он страдает и, страдая, наслаждается».   М. Арнаудов, анализируя творчество А.С. Пушкина, писал: «Поэт находит смысл жить во имя того высшего наслаждения, которое связано с творчеством, потому что из опыта знает, как : «Средь горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь…»
Н. Гоголь стал великим потому, что позволил себе роскошь быть в своем творчестве самим собой. Ему хватило мужества делать то, что приносит ему радость, рассказывать о том, что было ему интересно, играть со своими героями, писать не так как правильно, а так как ему нравилось:  «Дом поёт дверями… Сукно цвета остуженного киселя». Он говорил о себе: «болезнь и хандра были причиной той веселости, которая являлась в моих первых произведениях; чтобы развлекать самого себя, я выдумывал без дальнейшей цели и плана героев, ставил их в смешные положения – вот происхождение моих повестей».
Реализация своей уникальности и  единственности, является  высшей миссией человека. Мужество делать то, что интересно, что приносит радость, делать так как подсказывает внутренняя природа – это первый шаг к гениальности, это поступок равный по смелости проявлению и утверждению совести.
«Для Ницше, Теслы, Дарвина и Уоллеса – замечает  А.Г. Данилин, – потраченные усилия были величайшей радостью… Они научились двигаться в том направлении, куда звали их подлинные удовольствия, пусть даже для нас описание их удовольствий и кажется странным». «Хотите стать гением?- пишет далее автор. – Учитесь вспоминать свои подлинные радости — подлинные, а не те, в которых убеждает вас окружающий мир».